– А что ж тогда есть? – спросил я, подавшись вперед и вертя головой влево-вправо, как на Уимблдонском турнире, потому что Дженна стремительно вышагивала из угла в угол.

– Но вдруг, мистер Кензи, – продолжала она, словно не слыша, – вдруг я делаюсь всем нужна и необходима, нанимают людей вроде вас или еще похуже, ищут Дженну, выслеживают Дженну, хотят поговорить с Дженной, выцарапать у Дженны то, что у нее есть. Вдруг, в мгновение ока я всем стала нужна! – Крепко сцепив челюсти, она подошла почти вплотную, сигарета нависла надо мной, как нож гильотины. – Никто не получит этого, мистер Кензи. Слышите? Никто! Никому не отдам. А если отдам, то сама буду решать кому. Сама! Я получила то, что мне надо. Поживу для себя! Пусть другие теперь бегают для меня за покупками! Пусть теперь они поработают на меня – для разнообразия! Пусть они превращаются в мебель, как только надобность в них минет! Теперь я буду их использовать! – Она ткнула сигаретой вперед, чуть не попав мне в глаз. – Отныне я решаю, я, Дженна Анджелайн! – Она жадно затянулась. – То, что у меня есть, не продается.

– Зачем тогда?..

– Для справедливости, – донеслось до меня вместе с новым клубом дыма. – И от этой справедливости очень многим не поздоровится, мистер Кензи.

Я видел ее руку, которая тряслась так, что сигарета плясала в пальцах, словно плот на волнах.

Я слышал страдание в ее глухом, надтреснутом голосе. Ей крепко досталось. Дженна Анджелайн была испугана, обозлена, измучена, но, в отличие от многих и многих других, оказавшихся в подобной ситуации, еще и опасна. Потому что в ее распоряжение попало нечто такое – так ей, по крайней мере, казалось, – что сможет защитить ее в этом мире. Мир, однако, устроен несколько иначе, и люди, подобные Дженне, похожи на бомбу с часовым механизмом: они не могут отправить в преисподнюю кого бы то ни было, не погибнув при этом сами. Я вовсе не хотел, чтобы с ней случилась какая-нибудь беда, но еще меньше мне хотелось, чтобы меня пристукнуло осколком, когда эта бомба взорвется.

– Вот в чем сложность, Дженна, – заговорил я. – Мы называем дела такого рода «найди-и-позвони», ибо платят мне только за то, чтобы я вас отыскал и оповестил клиента. Прочее меня не касается. Повесив трубку, я немедленно выхожу из игры. Клиент волен подать в суд, заявить в полицию или как-нибудь решать свои проблемы с вами собственными средствами. Я в это вмешиваться не стану. Я...

– Вы – ищейка, – перебила она. – Бегаете, уткнув нос в землю, обнюхиваете кусты и кучки свежего дерьма, пока не обнаружите лисицу. Потом отскакиваете назад, не мешая охотникам застрелить ее. – Она смяла сигарету в пепельнице.

Нельзя сказать, чтобы эта аналогия пришлась мне по вкусу, но вне зависимости от этого Дженна была не слишком далека от истины. Она уселась напротив, глядя на меня, и я стойко выдержал ее взгляд. В темных глазах причудливо перемешались давний, застарелый страх и неистребимая храбрость кошки, загнанной в угол; так смотрят люди, которые хоть и не до конца уверены, что приняли верное решение, но убедили себя в том, что им остается один выход – идти напролом. Такой взгляд появляется у человека, когда у него душа разодрана в клочья, когда он собирает все силы для последнего отчаянного броска. В глазах Стерлинга Малкерна, Джима Вернана или Брайана Полсона ничего подобного не увидишь. На лице Героя, или президента компании, или «капитана индустрии» такого выражения не встретишь. Что же касается почти всех остальных, всех, кто не принадлежит к их числу... Бывает, бывает.

– Скажите мне, Дженна, как, по-вашему, я должен поступить?

– Кто вас нанял?

Я покачал головой.

– Ну и не надо, я и так знаю. Это либо сенатор Малкерн, либо Сосия. Но тот захотел бы, чтоб вы пришили меня на месте... Значит, сенатор.

Что это еще за Сосия?

– Этот Сосия имеет какое-нибудь отношение к Роланду?

Если бы я попал ей в лоб кегельным шаром, эффект вряд ли получился бы более ошеломительным. Она на мгновение закрыла глаза и просто окаменела.

– Что вам известно о Роланде?

– Ничего хорошего.

– Постарайтесь ему не попадаться, – сказала она. – Вы слышите? Держитесь от него подальше.

– Мне только это и говорят.

– Вы слышали, что я сказала.

– Кто он такой?

Теперь головой покачала она.

– Ладно, а что собой представляет Сосия?

Она снова покачала головой.

– Я же не смогу помочь вам, Дженна...

– А я и не прошу, чтобы мне помогали.

– Ну что ж... – Я поднялся, подошел к телефону, включил его в сеть и начал набирать номер.

– Куда вы звоните? – спросила она.

– Клиенту. Сможете с ним поговорить. Я свое дело сделал.

– Погодите.

– Стерлинга Малкерна, пожалуйста.

Электронный голос на том конце только начал сообщать мне точное время, когда Дженна снова вырвала штекер из розетки. Я обернулся и посмотрел на нее:

– Ну и что? Я ведь могу оставить вас здесь, пойти на улицу и позвонить из первого попавшегося автомата.

– А что, если...

– Что «если»? – перебил я. – Дорогая моя, вы вправду полагаете, что я не найду более увлекательного занятия, чем торчать тут с вами? У вас на руках карты? Откройте их.

– Какого рода документы вы хотите найти?

Нимало не покривив душой, я ответил:

– Материалы к готовящемуся законопроекту.

– Да ну? В этом случае, мистер Кензи, вас обманули. То, что есть у меня, не имеет никакого отношения к законопроектам, к политике и вообще к нашему сенату.

В этом городе все имеет отношение к политике, но я предпочел не уточнять.

– А к чему они... ладно, черт с ними! Что у вас за бумаги, мисс Анджелайн?

– Я храню их в сейфе в Бостоне. Если хотите знать, что именно там лежит, вам завтра придется съездить туда к открытию. Вот тогда мы и поймем, из чего вы сделаны.

– С какой это стати мне с вами ехать в Бостон? Вот возьму и позвоню своему клиенту прямо сейчас...

– Я разбираюсь в людях, мистер Кензи. Я бедная негритянка, иными талантами не блистаю, но этот – при мне. А вы... Вам, может, и не претит становиться чьей-то ищейкой, но в мальчики на побегушках вы явно не годитесь.

Глава 10

– Ты рехнулся окончательно? – свистящим шепотом осведомилась Энджи. Мы с ней сидели у окна, глядя на улицу. Дженна и Симона были на кухне, где шел, вероятно, точно такой же разговор.

– Не нравится идея?

– Нет, не нравится.

– Плюс-минус двенадцать часов погоды не делают.

– Какую чушь ты несешь, Патрик! Нас наняли найти ее и сообщить Малкерну. Отлично. Мы нашли ее. Теперь остается позвонить и ехать домой.

– Не думаю.

– Ах, ты не думаешь?! – прошипела она. – А тебе не приходило в голову, что у меня тоже есть право голоса?! Мы равноправные партнеры.

– Я знаю...

– Что-то не похоже! У меня тоже есть лицензия, ты что, забыл об этом? Да, это ты основал наше агентство, но в этом улье есть капля и моего меда! В меня стреляли, меня били, я сутками не смыкала глаз, когда надо было выследить подозреваемого.

Я буквально вытрясла из окружного прокурор решение возбудить обвинение против Бобби Ройса. Так что у меня тоже есть право голоса.

– И что же говорит твой голос?

– Что это идиотская затея. Что мы должны выполнить заказ и ехать домой.

– А я тебе на это скажу... – начал я и осекся. – А я тебя прошу довериться мне и дать мне время до утра. Черт возьми, Энджи, нам все равно придется ждать. Ты считаешь, что Малкерн вскочит посреди ночи с кровати и помчится в Уикхэм? Сомневаюсь.

Она призадумалась над моими словами. Ее оливковая кожа в слабом свете лампочки казалась почти кофейной, пухлые губы плотно сжались.

– Может быть, может быть, – проговорила она.

– Ну, так в чем же дело, – сказал я и стал подниматься.

Она придержала меня за руку:

– Больно ты шустрый. Логика у тебя безупречна, но вот насчет мотивов я сомневаюсь.

– Каких еще мотивов?

– Тебя надо спросить каких.