– Еще вопросы будут?

Оскар покачал головой. Мутные глаза прояснились.

– Давай проводим ребят до выхода, – предложил Дэвин. – Согласны, детектив Ли?

Когда мы вышли во двор, Оскар приказал молодому полицейскому сбегать за чашечкой кофе. Он пожал руку сначала Энджи, а потом мне.

И сказал:

– Все зависит от того, как далеко это зайдет. На этом деле и значки потерять недолго.

– Знаю, – ответил я.

Дэвин осмотрелся по сторонам и сказал:

– Коррупция в муниципалитете – это одно, коррупция в палате штата – совсем другое.

Я кивнул.

– Вайн, – сказал Оскар и посмотрел на Дэвина.

– Да, это серьезно, – согласился Дэвин.

– Вайн? – недоуменно спросила Энджи.

– Крис Вайн. Служил у нас такой несколько лет назад. Готов был подтвердить под присягой, что у него есть доказательства преступной деятельности одного сенатора, и намекал, что цепочка тянется выше.

– А в чем было дело? – спросил я.

– У него в шкафчике нашли два кило героина, – пояснил Дэвин.

– И упаковку шприцев, – добавил Оскар.

– Несколько недель спустя Вайн застрелился, – закончил историю Дэвин.

Они опять переглянулись. В глазах у них появилось какое-то не свойственное им выражение. Скорее всего, страх.

– Ведите себя поосторожнее, ребята. Мы с вами свяжемся, – сказал Оскар.

– Договорились.

– Помиритесь с Ричи Колганом. Сейчас самое время подключить его к делу, – сказал Дэвин.

– Пока еще рано.

Оскар и Дэвин посмотрели друг на друга и тяжело вздохнули.

– Гроза будет, – сказал Оскар, посмотрев на небо. – Если не сегодня, то в ближайшие дни.

– А мы все четверо без зонтиков, – заметила Энджи.

Мы рассмеялись. Однако не очень весело. Было не до смеха.

Глава 24

По Боулстону мы доехали до Арлингтона, обогнули квартал и оказались у автовокзала компании «Грейхаунд». Мы долго бороздили бурное море, именуемое «Автовокзал», – пришлось продираться сквозь несметные толпы проституток и сутенеров, отбиваться от назойливых попрошаек, блуждать в проходах между штабелями каких-то непонятных ящиков и коробок, – и наконец нашли то, что нам было нужно: темно-зеленый металлический щит, аккуратно поделенный на квадратики – камера хранения багажа и ручной клади. Ячейка № 506 оказалась в самом верхнем ряду, и мне пришлось встать на цыпочки, чтобы дотянуться до замка.

Ключ не подходил. Одной камерой хранения меньше.

Мы попытали счастья на автостанциях еще двух городков. И здесь облом.

Мы двинули в аэропорт. В аэропорту «Логан» имеется пять терминалов, обозначенных литерами от А до Е. В камере хранения терминала А ячейки под номером 506 не оказалось. В терминале В камеры хранения вообще не было. Зато в терминале С их было целых две – в зале «Вылет» и в зале «Прилет». В камере хранения зала «Вылет» ячейки 506 не было. Мы поплелись в зал «Прилет». Как и весь город, аэропорт выглядел каким-то призрачным: натертый мастикой пол еще не успели истоптать, он был скользкий, блестящий, и в нем отражался льющийся с потолка яркий неоновый свет. Мы нашли ячейку 506, затаили дыхание...

Ключ не подходил. Мы горестно вздохнули.

Та же история повторилась в терминалах D и Е.

Мы обследовали несколько камер хранения в Восточном Бостоне, Челси, Ревере – и все с тем же успехом.

В Эверетте мы зашли в закусочную и сели у окна. Небо нахмурилось и стало серым, как промокшая газета, – и облаков вроде было не так уж много, но солнце они закрыли наглухо. По той стороне улицы двигался красный «Мустанг». Проехав несколько десятков ярдов, машина остановилась. Водитель вышел и стал разглядывать диски в музыкальном киоске. Должно быть, поджидал приятеля.

– Ты думаешь, он один? – спросила Энджи.

Я покачал головой. Проглотив кусок ростбифа, я сказал:

– Нет. Этот только ведет нас, остальные где-то сзади.

Мы искоса посматривали на него. Он припарковался в добрых сорока ярдах от нас. Маленькая, до блеска выбритая черная голова. Солнечных очков на этот раз не было. По-видимому, чтобы не мешали целиться, когда он начнет по мне стрелять.

– Как ты думаешь, где Бубба? – спросил я.

– Если бы его можно было заметить, он занялся бы чем-нибудь другим.

– И все же было бы неплохо, если бы он время от времени пускал сигнальные ракеты. На душе было бы поспокойнее, – вздохнул я.

– Нечего волноваться, Юз. Он твой ангел-хранитель.

Что верно, то верно.

«Мустанг» следовал за нами. Мы проехали весь Сомервилл, свернули на 93-ю, поехали по дороге в город, а он все не отставал. Остановились на Саммер-стрит, поблизости от Южного железнодорожного вокзала. «Мустанг» в потоке других машин проехал мимо почты, свернул направо. Когда он скрылся из виду, мы вышли из машины и направились к главному входу.

Когда-то Южный вокзал мог служить отличной натурой для съемок гангстерских боевиков. Внутри он походил на кафедральный собор – высокие сводчатые потолки, выложенный мраморной плиткой пол, уходящий в бесконечность. Некогда все это пространство было огромной пустыней с небольшими оазисами в виде деревянного газетного киоска, будкой чистильщика обуви и расставленными в нескольких местах полукруглыми скамьями, отделанными под красное дерево. На такой скамье должен был сидеть человек в голубом твидовом костюме и такой же фетровой шляпе, делая вид, что читает газету, а на самом деле наблюдая за публикой. А потом настали трудные времена. Мрамор пожелтел, плитки истерлись, газетный киоск нужно было срочно красить или пускать на слом, будка чистильщика вообще исчезла. А затем, всего лишь несколько лет назад, грянул капитальный ремонт. Вокзал стало не узнать. Засветились желтые неоновые буквы над входом в заведение, где можно съесть пиццу или хот-дог; открылось кафе «Au Bon Pain», с черными стальными столиками под зонтами с надписью «Чинзано»; на месте старого газетного киоска вознесся новый – некая помесь безалкогольного бара и книжного магазина. Вокзал стал казаться меньше; исчез угрюмый полумрак, пронизываемый последними лучами заходящего солнца, – теперь днем и ночью он был залит искусственным светом неоновых ламп, создающим атмосферу такого же искусственного счастья. Можете вбухать в перестройку вокзала любые деньги, и все равно он останется вокзалом – местом, где люди ждут, и, как правило, без особой радости, когда же наконец подадут поезд, который увезет их отсюда.

Камера хранения находится в дальнем конце вокзала, рядом с туалетами. Мы уже подходили к ней, как вдруг старичок с седыми волосами ежиком и мегафоном в руке проорал мне прямо в ухо: «Объявляется посадка на поезд „Амбасадор“, следующий до Провиденса, Хартфорда, Нью-Хейвена, Нью-Йорка. Поезд стоит на тридцать втором пути». Будь у старикашки аппаратура помощнее, я бы оглох.

Мы миновали темный коридор и попали в прошлое. Никаких ламп дневного света, никаких искусственных пальм; под ногами – мрамор, над головой – тусклые желтые лампочки, еще очень недалеко ушедшие от свечей. Мы обследовали ряды ячеек, пытаясь в полутьме разобрать номера, выведенные по траферету уже изрядно потускневшей бронзовой краской. Наконец Энджи сказала:

– Здесь.

Я похлопал по карманам:

– Ключ у тебя?

Энджи пристально посмотрела на меня:

– Патрик!

– Не помнишь, когда я доставал его в последний раз?

– Патрик! – повторила она, на этот раз заскрежетав зубами.

Я подкинул ключ на ладони:

– Что с тобой? Ты уже шуток не понимаешь.

Она выхватила у меня ключ, вставила его в скважину. Ключ повернулся.

Думаю, Энджи удивилась больше, чем я.

Внутри оказался голубой пластиковый пакет.

Посередине его белыми буквами было выведено Гэп". Энджи передала его мне. Легкий. Мы еще раз заглянули в ячейку, пошарили. Ничего больше там не было. Энджи захлопнула дверку, я взял пакет в левую руку, и мы пошли по коридору. По-весеннему радостно становилось на душе. Как в день получки.